Дмитрий Гусев: Обожаю «Золушку» — сказку о любви

— Дмитрий, неужели вы действительно поступили в театральный институт, ни разу не побывав в театре?

— Именно так. Я деревенский парень, из села Малояз Салаватского района. После девятого класса поехал в Уфу поступать в речное училище на судоводителя, но не прошел по зрению. После 11 класса хотел поступать в Уфимский автотранспортный колледж на специальность «Строительство и эксплуатация аэродромов». И тут двоюродная сестра, которая работала в библиотеке Уфимского института искусств, сообщает, что набирается актерская русская группа, и говорит: может, попробуешь, ведь тебе же всегда нравилось на гитаре да на гармошке играть, на сцене в школе выступать. Меня это предложение не особо заинтересовало: я не только ничего не знал о театральном искусстве, но и в театре-то ни разу в жизни не был! Но оказалось, что в институте вступительные экзамены начинались раньше, чем в автоколледже, и, когда буквально за день до экзамена сестра дала мне текст басни, я решил, что так и быть, попробую. После каждого тура с большим удивлением узнавал, что прохожу дальше…

— Когда поняли, что не ошиблись с выбором вуза, что это — ваше?

— Представьте деревенского парня, который привык пасти скот, сутками пропадать на сенокосе, копать грядки. И вот я среди студентов, которые показывают в этюдах, как они ходят по облакам. И все такие одухотворенные! Мне все это поначалу было очень странно. Но нас учили замечательные педагоги, и я постепенно стал втягиваться. Но больше всего на меня повлиял Достоевский, которым мы занимались с третьего курса. Я работал параллельно над образами Раскольникова, князя Мышкина и Алеши Карамазова. И меня втянуло, засосало, и, в конце концов, что-то внутри переключилось, и я тоже стал таким же одухотворенным, как мои однокурсники. И еще одним судьбоносным событием для меня стал спектакль «Тиль» — один из первых театральных спектаклей, который я посмотрел, будучи уже студентом. Он мне не просто понравился, он меня ошарашил, я увидел, как люди со сцены влияют на умы людей! И понял, что это за профессия, для чего вся эта учеба.

Кстати, в первый раз я побывал на спектакле в театре не как зритель, а как актер, когда вместе с другими студентами сыграл в массовке в спектакле «Сэсэны» в Башдраме.

— А какое стихотворение вы читали на вступительном экзамене и почему именно его?

— Пушкина, «Признание». «Когда я слышу из гостиной ваш легкий шаг, иль платья шум, иль голос девственный, невинный, я вдруг теряю весь свой ум…» Наверное, потому что меня всегда трогала тема любви, она мне близка. И у нашего режиссера, и у театра в целом вектор, направленный на любовь. Что, если не любовь, может править этим миром? Из-за любви строились города, начинались войны, все только из-за любви. Я впервые влюбился в пятом классе, причем умудрился влюбиться в девочку на три года старше, безответно. Хотя это, конечно, не любовь была — влюбленность.

— А что для вас любовь?

— Любовь — это труд. По-моему, в любви нет «я», есть только «мы». В любви лучшее, что у тебя есть, отдаешь партнеру, а он — тебе. И надо все время поддерживать равновесие… Как говорит один из героев в спектакле «Валентин и Валентина», любовь — это когда ждут и день, и два, и год, и три…

— Ваша жена Элина Гусева тоже актриса Молодежного театра. Там вы и познакомились?

— В 2009 году я выпустился из института и пришел сюда же работать помощником педагога по сценическому движению, а Элина только поступила. И как раз на ее курсе я и начал преподавать… Она привлекла своим отношением к миру, позитивом, глазами, смехом. Ну и в итоге пришлось отказаться от этой работы по этическим соображениям… Мы вместе 12 лет, женаты седьмой год. Играем в одних и тех же спектаклях. Играли брата и сестру, любовь…

— Легко влюбиться в партнершу, когда играешь любовь?

— Мне кажется, ты каждый раз влюбляешься. Со временем, конечно, набираешься техники. Как говорят, у плохого артиста десять штампов, а у хорошего тысячи. Это, конечно, не всегда хорошо, но иногда необходимо. Кажется, это у Раневской спросили: «Как вам удается так хорошо играть любовь?» «А я, когда смотрю на партнера, считаю его реснички», — сказала актриса.

— А плакать за годы в театре вы научились, вам это легко?

— Скорее, нет: во время спектакля, в контексте, да, но сейчас, разговаривая с вами, мне потребуется какое-то время, чтобы пустить слезу. Но наш педагог говорила, что слезы — это итог, который не так интересен зрителю, как процесс. Вот когда тебе только хочется заплакать, когда ситуация, что слезы подступают, тогда и зритель плачет.

— Наверное, у каждого актера есть роли, о которых он втайне мечтает…

— А у меня нет. Если честно, даже не думал об этом. Может, потому, что я много играю, по 25 — 27 спектаклей в месяц — вот она мечта, и эти роли все разные. Самые знаковые спектакли для меня — это «Левушка», «Синяя-синяя речка», обожаю «Золушку» — бессмертная сказка о любви, спектакль идет давно, но и дети, и родители замечательно его принимают.

— Я видела вас на сцене в образе положительных героев, романтиков. А плохишей вы играете?

— Была у меня роль наркомана, но его, по сути, нельзя назвать злодеем. Да, амплуа актера имеет место, но сейчас то время, когда рамки расширяются, без этого и режиссеру, и артисту становится скучно, потому что нет развития. Если все время играть героев-любовников, то со временем начнешь выдавать штампы. Вот и я хочу играть и негодяев в том числе. Интересно было бы сыграть маньяка, как в фильме «Сплит», человека, в котором уживаются несколько личностей.

— А женщин приходилось играть?

— Нет. Было бы интересно покопаться в этом, но женщину так трудно понять. Это другая планета. Есть же анекдот: на столе лежат две книжки, одна тонкая, под названием «Мужская логика», на другой, толстой, написано «Женская логика. Том первый». Женщина — загадка. Женщины живут больше чувствами, мужчины более рациональны.

— Это и к мужчинам-актерам относится?

— Актеры вообще особая каста людей: они должны всячески уметь жить, и чувствами, и разумом, в синтезе. Нам надо уметь все время перестраиваться, и это мне кажется интересным, за это я люблю свою профессию.

Я вообще люблю пробовать разное, во все вникаю. Хочу научиться всему, хотя бы по чуть-чуть! Поэтому и плитку кладу, и воду провожу, и машины ремонтирую. У меня и папа был очень разносторонним человеком. Музыку любил: играл на пианино, гитаре, гармони. Мог из двух старых негодных для игры гармоней сделать одну, на которой можно было играть. А мама у меня работает в библиотеке, поэтому я с детства дружил с книгами, читал взахлеб, ночами не спал.

— А в обычной жизни актерские навыки выручают?

— Если честно, да. Профессия помогает. И тот, кто говорит, что в жизни не играет, лукавит: играют все, не только актеры.

— Вы снимались в кино?

— В кино снимался в небольших ролях: в короткометражке «Личное дело» режиссера Андрея Носкова на киностудии «Башкортостан», в эпизодической роли в фильме «Бабич», в эпизодах сериалов на ТВЦ.

Кино — совершенно другой вид искусства, он и проще, и сложнее, чем театр. Если в театре надо делать широкие движения, громче говорить, то в кино достаточно поворота головы, одного взгляда. И театральные актеры на съемках поначалу переигрывают. Мне бы хотелось поработать в кино, досконально разобраться в этом.

— Какое кино вы любите, есть фильм, который можете пересматривать тысячу раз?

— «Любовь и голуби». Могу бесконечно его пересматривать. Люблю старые советские фильмы. Не зря шутят, что с каждым годом советские артисты играют все лучше и лучше. Но иногда так устанешь, что совсем не хочется думать, и включаешь какую-нибудь «Годзиллу» и смотришь, как на экране что-то мелькает, прыгает, летает.

— А есть то, что вам не нравится, что для вас тяжело в профессии?

— Даже не знаю… Бывает тяжело из-за ненормированного графика: иногда приходишь домой только поспать… Но, в принципе, нет того, за что бы я не любил театр, я его люблю. Если ты не любишь театр, зачем ты тогда в нем?

— Целевая аудитория театра — дети, подростки. Как зацепить их внимание, чтобы они смотрели спектакль затаив дыхание?

— Как зацепить любого зрителя — он должен увидеть в артисте себя и подумать: о, и я так делаю! Надо все время находить точки соприкосновения.

Дети вообще замечательная часть человечества. Я преподаю сценическое движение в детской актерской студии театра, и мне с ними очень весело. Вот моему сыну всего лишь два года, а я постоянно у него учусь. По Станиславскому, на сцене нужно верить в предлагаемые обстоятельства. Не всегда легко представить, что ты не на сцене, а, например, в саду. А ребенок взял палку, «закинул удочку» и верит, что он рыбачит. А как дети легко переключаются с одного вида деятельности на другой!

— Дети учат вас, а вы чему их учите в первую очередь?

— Быть людьми, верить в свои силы, не бояться публичности.

— Боязнь публичных выступлений — это и для многих взрослых проблема из проблем. Как с этим справиться?

— Когда у нас ставила спектакли приезжий режиссер Ирина Зубжицкая, мне понравился ее подход к созданию образа. Звучит он так: а он такой, а она такая. Объясню. Вот у меня роль Федотика. Перед выходом на сцену я говорю себе: «А Федотик такой говорит… и начинаю говорить не от лица Димы, а от лица Федотика. То есть это не ты, Дима, говоришь, а Федотик или какой-нибудь Иван Иваныч. Этот подход мне очень понравился, он с тебя снимает груз ответственности за выступление, и становится легче.

— Вы с женой оба актеры, можете стать основателями актерской династии…

— Наш Матвей, конечно, с первых своих дней в театре, «сын полка». Когда мы везем его к бабушке в Нижегородку по улице Кирова и проезжаем мимо знакомый поворот на театр, он очень возмущается. Сейчас ждем пополнения в семье. Насчет династии не уверен, но если дети выберут актерскую профессию, то поддержим, лишь бы им было хорошо.

Театр — это семья, друзья, то место, где хорошо. Здесь устаешь, но когда звучат аплодисменты, моментально отдыхаешь, испытываешь чувство благодарности к зрителю. Как бы это пафосно ни звучало, театр — это и исповедальня, ведь через роль ты и что-то свое вытаскиваешь наружу. Это для меня и школа жизни, чувств.

— Творческая профессия — это всегда багаж интересных, нестандартных ситуаций…

— Первый мой спектакль «Вечно живые». Я играю с мэтром — Маратом Шамиловичем Курбангалеевым. Я еще студент, он — опытный артист. И вот он говорит: «Примерь костюм моего сына…» Костюм должен быть на сцене, а его нет. Марат Шамилович «предполагает»: «Наверное, костюм остался в соседней комнате!» — и уходит его искать. Его не было где-то минуту-полторы, но для меня как будто четыре часа прошло. Что только я не делал на сцене! Мне кажется, тогда у меня появились первые седые волосы.

— В чем для вас актерская миссия?

— Если хоть один человек из зала что-то для себя вынесет из спектакля, поймет и переосмыслит — значит, день прожит не зря. Вот сейчас мы делаем спектакль про жизнь кошек. И если после него хоть один человек пойдет в приют и возьмет бездомного кота, то все не зря. Можно ли это назвать миссией? Наверное, правильное слово — задача. Что-то донести, разбудить в зрителе человечное, не дать оступиться и упасть в пропасть. Человек весь день работал, учился, может быть, с кем-то поругался. Наша задача — чтобы он пришел в театр, отдохнул и что-то понял для себя. И чтобы захотел прийти домой и прочитать это произведение, как это бывает после просмотра фильмов.

В этом плане, кстати, очень хороша Пушкинская карта. С ее появлением молодежи в театре стало больше. Возможно, на этой волне какой-то ребенок придет в театр впервые, впечатлится, как я, когда в свое время пришел на «Тиля», и потом будет ходить в театр и без Пушкинской карты. А вот впечатлить его — это уже наша задача.

— В День театра обычно что-то желают артистам, а что бы вы пожелали своим зрителям?

— Больше читайте, любите, не забывайте родителей, мыслите позитивно, потому что мечты и мысли имеют способность материализовываться.

Фото из архива Дмитрия ГУСЕВА.